Интервью ШРК для CNN-IBN, 12 декабря 2008 года

Опубликовано @ksana в 17.12.2008 в 15:08.
Интервью
Часть 1

Раджив: Шарук, сегодня мы часто слышим слова «урезание затрат» и «экономический спад». Насколько сильно затронуто фильмопроизводство мировым финансовым кризисом?
Шарук: Обычно в любой сфере экономики, когда происходит подъем, первую прибыль с этого получают верхние слои общества. И это странно, но когда происходит спад экономики, они не подпадают под его влияние сразу, поскольку у них есть сбережения. Но я всегда верил, что спады также не влияют на бедное население. Бедняки остаются бедняками, и даже когда экономика на подъеме и все говорят, что бедность исчезнет – это никогда не происходит.
Думаю, что больше всего это влияет на средний класс. Потому фильмопроизводители среднего класса подпадут под влияние спада в этой сфере – те производители, кто привык делать фильмы с маленьким бюджетом уже привыкли к маленьким бюджетам, им будет легко приспособиться. Производители высшей лиги потеряют немного в прибыли, но не до уровня убытков. Потому фильмы с большими бюджетами будут слегка урезаны и станут более реалистичными.
Те люди, которые делают фильмы со средним бюджетом, привыкли к тому, что одалживают деньги. Грань такова, что вернуть взятые под большие проценты кредиты у банков и компаний можно, только если фильм стал большим хитом. Потому на режиссеров и продюсеров среднего класса будет оказано большое влияние.
К сожалению, я полагаю, что подпадаю под определение «высшей лиги», по крайней мере – сейчас. Потому это не повлияет на меня как на продюсера или актера. Я изучал экономику, потому всю мою жизнь очень четко понимал свою цену как звезды кинематографа. Я – самая недорогая звезда кино.

Раджив: Это правда?
Шарук: Абсолютно честно – правда. Звезда не должна отягощать фильм. Фильмы делают звезд, а не наоборот. Каждую пятницу, субботу и воскресенье у нас игра-открытие – и это нормально. Но, собственно, почему я стал звездой? Я был колесиком механизма, который называется «Фильм». Какой-то из них сослужил мне хорошую службу, потом какой-то другой, а потом люди стали доверять моему участию в фильме. Потому всегда нужно помнить эту базовую истину: актеры становятся благодаря фильмам, фильмы не становятся великими благодаря звездам.

Раджив: То есть ты не считаешь, что иногда звезды становятся слишком большими для своих фильмов?
Шарук: Такое происходит, и потому это один из аспектов, которые я контролирую в экономике фильмов. Я никогда не переложу тяжесть своего звездного статуса на плечи продюсера.

Раджив: Ты стараешься выдерживать уровень окупаемости?
Шарук: Допустим, я сделал бы фантастически дорогой фильм. Но фантастически дорогой была бы именно часть фильма, а не часть участвующих актеров. И я всегда работаю так, будь то Om Shanti Om или Chak De. Обе студии, Red Chillies или YRF, могут позволить себе использовать в фильмах меня-актера. Потому большие бюджеты можно потратить на фильм, и получить значительную прибыль даже при невысокой стоимости. Нам повезло выпустить Om Shanti Om на подъеме экономики. Это был очень дорогой фильм, и он собрал много денег. Потом был резкий спад, и нам пришлось это учитывать.

Раджив: Общее мнение таково, что звезды типа тебя или Акшая Кумара не должны будут снижать свои цены, не считаешь нужным это поправить?
Шарук: Если честно, я не знаю, сколько запрашивают другие актеры. Я никогда никого не спрашивал. Мне не придется ничего урезать, так как у меня никогда не было высокой цены. У меня никогда не было фиксированной цены за фильм. Я никогда не обсуждал цену с продюсером и это является причиной того, что многие люди не могут работать со мной. Я всегда говорю, что я – бесценен, и я этого говорю без задней мысли. Если ко мне обратиться продюсер, фильм которого мне понравится, я никогда не буду обсуждать с ним цену, кто бы это ни был. Продюсер-новичок, или старый друг типа Карана или Ади – они дадут мне контракт после съемок фильма и я подпишу его, не глядя на чек, и мне перечислят деньги на банковский счет, и только выписка по счету в конце года скажет мне, сколько же я получил за фильм.
Потому у меня никогда не было цены как таковой. Я получил USD 500 тыс. и мою самую высокую цену за Om Shanti Om – USD 1,2 млн. Вот мой промежуток, и если Вы хотите его еще урезать, то с этим я соглашусь.

Раджив: И это не считая процента с прибыли и сопутствующих доходов?
Шарук: Я не участвую в прибыли фильма, даже в своих собственных компаниях. Это не лично для меня, все идет в компанию. Мы получили прибыль с Om Shanti Om. Я не требую прав на прокат фильма или доли в прибыли. Собственно, Каран предлагал мне такой вариант для его следующего фильма. Он сказал: «Брат, я не могу позволить себе пригласить тебя, потому что все остальные звезды столько просят за фильм», но я сказал ему: «Не нужно ничего для меня делать. Я никогда не участвую в правах на прокат фильма или в прибыли от фильма».
Я сделал 62 фильма и никогда ничего такого не делал, ни разу. Если Вы продюсер фильма, то это Вы рискуете, приглашая меня. Потому Вы и должны получить всю прибыль, если она будет. И такое случалось много раз, когда ко мне приходил продюсер с моим фильмом и говорил: «Извините, но я не могу Вам заплатить» и я говорил «ОК». Я – король, и не могу просить денег. Я должен раздавать деньги и я действительно в это верю.

Раджив: Совсем о другом – ты недавно встретился с Робертом ДеНиро. Он ведь один из твоих кумиров?
Шарук: Да, как сказал Томас Харди в «Мэре Кэстербриджа» (The Mayor of Casterbridge – прим.пер. – это и книга, и фильм, не знаю, на что именно он ссылается) « Теперь я могу спокойно умереть». Я встретился с ним, потому могу спокойно умереть. Это был один из самых восхитительных моментов. Я уже встречался с ним в Каннах однажды, когда мы привозили фильм Devdas. Я старался напомнить ему об этом, но я уверен, что он не вспомнил. Но он был достаточно добр, чтобы сказать «Да, да, припоминаю».
Он такой замечательный человек; при встрече я коснулся его ступней. Я все старался шутить и разговаривать с ним. Но он не слушал мои шутки. Я встретился с его женой и детьми. У него очень красивая семья. Мы с ними поддерживаем связь с тех пор. Шлем друг другу сообщения. И я надеюсь еще встретиться с ним и показать ему несколько фильмов, когда он приедет, и уважить его хорошим домашним итальянским ужином.

Часть 2

Раджив: Уже столько написано о вашей драке с Салманом Ханом. Тебе было странно объяснять детям – которые, я догадываюсь, уже прочитали об этом в газетах или услышали в школе или по телевиденью – почему их отец предположительно ввязался в драку?
Шарук: Не желая никого обвинять, сначала хочу сказать, что это не является важной частью моей жизни вообще. И раньше в моей жизни были ситуации несогласия с другими людьми. И я полагаю, что это было настолько раздуто, потому что на следующий день в своих интервью по поводу фильмов Салман упомянул, что он мне не друг. Я думаю, он достаточно четко выразил, что мы не друзья, поскольку мы очень разные люди, и это мнение не может быть односторонним. Я тоже никогда не считал, что у нас достаточно много общего, чтобы дружить, но он мне всегда очень нравился и нравится. Я никогда ни на кого не держу зла, когда я говорю что-то любезное по отношению к его семье, все считают, что я просто мило себя веду, но это не так, я просто любезен и честен.
И когда я слышу, что я ему не нравлюсь, то все в порядке, потому как я уверен, что я многим не нравлюсь – и с этим я тоже в порядке. Это не касается меня. И я очень помпезен по этому поводу. Я всегда говорю всем одно и то же – «Если я нравлюсь вам – поднимите руку, если нет – поднимите свои стандарты».
Единственный негатив по этому поводу, который я почувствовал в первые 2-3 дня, так это то, что я почувствовал себя очень маленьким. Очень маленьким оттого, что мне 42 года и я вынужден объяснять своим детям, что ввязался в скандал. Это то, что обо мне запомнят? Нет, я работал, не покладая рук, 20 лет. Обычно я старался быть по правильную сторону грани добра. Но такие вещи случаются со всеми. Я часто не соглашался с людьми, часто не соглашался с людьми, с которыми работал. И некоторые вещи, написанные о моих высказываниях… это и есть причина, почему я никогда об этом не говорил и никогда не собираюсь.
Пусть люди говорят, что хотят – что я сам придумываю эти истории. Я – выше всего этого. Как я всегда говорю, что в моем статусе и моем возрасте – это не моя вечеринка. Но «да», это несколько унизительно для моих детей. И многие говорят мне, что я – кумир молодежи и детей, потому я хотел бы извиниться перед всеми детьми, которые смотрят это. Пожалуйста, постарайтесь запомнить меня по моим плохим фильмам, не любите меня за мои плохие фильмы, не любите меня за однообразную игру в каждом фильме… Но любите меня за те моменты, когда я подарил вам улыбку. Но не запоминайте меня за то, что я ввязался в десятиминутною стычку мальчишек-переростков.
Но, на личном уровне, я считаю, что должен был быть более терпеливым на той вечеринке. Меня пригласили в чей-то дом. Я думаю, что я достаточно образован и воспитан, чтобы иметь больше терпения. И я прошу прощения у Карины (Каиф) и прощения у всех. Я уходил и стоило просто уйти. Последние пять минут, но я все же потерял терпение и я приношу свои извинения. И хотя я не сказал никакой лжи, плохих или отвратительных слов, просто плохо себя чувствовал оттого, что ведь никто не приглашает людей к себе домой, чтобы они вынуждены были выслушивать разные глупости о себе. Мне это не нравится. Я так ни с кем не поступаю. Но я полагаю, что если другие так поступают, то я должен быть более терпеливым.
Я поступил неправильно, но не по отношению ко всем, а по отношению к моим детям, я сказал своему сыну и своей дочери «Послушайте, я немного рассердился и потому обо мне такое говорят».
И с этим огромным медиа-взрывом действительно похоже на большую драку, но было всего пятиминутное несогласие, и все. Я хотел бы оставить все позади и продолжать двигаться дальше.

Раджив: Видишь ли ты себя в состоянии оставить все позади и, возможно, воссоединиться?
Шарук: Думаю, Салман замечательно все объяснил, что мы два очень разных человека и у нас нет ничего общего. Мы живем на одной улице, но у нас разные дома. Мы говорим, ходим, работаем, любим и уважаем по-разному. У нас нет общих тем для разговора. Я всегда знал его семью, знал его, они были и все еще очень добры к нам. А я добр к людям, которые были добры ко мне, когда я приехал в Мумбай, и были добрыми ко мне всегда. Я всегда буду уважителен и добр к ним. Но сверх того я понял, что нам нечего друг другу сказать.

Раджив: Недавно тебе исполнилось 43, каков лучший способ для мужчины следить за собой, когда он стареет?
Шарук: Когда принимаешь ванную, посмотри на себя. Если тебе нравится то, что ты видишь в зеркале, стоя голым перед ними (прим.пер. – уверена, что особенно впечатлительные барышни с хорошим воображением только что сползли под стол, мысленно превратившись в ТО зеркало), то у тебя нет никаких проблем. Если не нравится – сделай что-нибудь по этому поводу. Теперь я просыпаюсь по утрам и смотрю на себя, у меня больше нет шести кубиков, возможно, два или три остались. Я смотрю на себя, и мне не нравится то, что я вижу. Я себе нравился раньше, потому я снова стану заниматься собой. Просто думайте хорошие мысли, и хорошо веселитесь со своими детьми. И всегда верьте, что Вы в лучшем из своих возможных возрастов.

Часть 3

Раджив: На поверхности, сюжет твоего нового фильма Rab Ne Bana Di Jodi вращается вокруг простого, обычного человека, который решает стать крутым и стильным, чтобы его жена считала его более привлекательным и интересным. Я помню, как ты говорил мне, что тебя в фильме привлекло именно это скрытое послание.
Шарук: Я годами говорил людям, что очень хорошо быть крутым, хотя я вовсе не крут в обычной жизни. Я – очень простой парень из среднего класса, кто получил образование и приехал сюда. Снаружи я похож на кинозвезду, но я очень простой парень. Я такой, каким был на KBC (Kaun Banega Crorepati – Кто хочет стать миллионером?) или Paachnvi Pass (Kya App Paanchvi Paas Se Tez Hai? – Умнее ли ты пятиклассника?). Я веселый, люблю смешить людей, и у меня достаточно доброе сердце. Я – нормальный парень. Нормальный отец, муж и друг. Но когда работаешь по 18 часов в день, создавая сверхнормальные ненормальные вещи, становится трудно объяснить людям, что в глубине души я никогда не был кем-то другим. Но и у меня было желание быть кем-то другим, как и у всех нас.
Каждый из нас хочет быть супергероем, или заниматься чем-то особенным, но нам не выпадает такой шанс. Я получил такой шанс, потому что попал в индустрию развлечений, и с каким-то поворотом судьбы я стал большой звездой. Я верю, что у каждого нормального парня внутри спрятан супергерой. Я всегда говорил это, и я искренне верю, что не особенно быть особенным, особенно быть обычным. Я хотел рассказать и объяснить людям, что не особо круто быть Раджем (его персонаж из Dilwale Dulhaniya Le Jaayenge) или Рахулом (его персонаж из Kuch Kuch Hota Hai), особенно быть собой.
Через свои фильмы я всегда показывал вам модель, но двигатель внутри её еще не показывал. Внешнее проявление Раджа круто, потому что мы хотели показать его таким. Он крут, как Феррари. Но в глубине его есть скрытый двигатель, который, как и все двигатели, не так уж привлекателен. Двигатели – не очень красивые штуки. Но именно они двигают нас. Я решал показать именно двигатель. Пусть он не будет привлекателен или крут внешностью. Пусть он буде простым и обычным.
И пусть мы повернем вспять все то, что сделали фильмом Dilwale Dulhaniya Le Jaayenge. Мы показали вам экстерьер, теперь показам интерьер. Интерьер без всяких украшений. Его вы не полюбите в считанные секунды, но "медленно-медленно любовь придет к вам" (Haule Haule Ho Jaayega Pyar Chaliye – прим.пер. – строчка из песни Haule Haule).
Я уверен, что мы заставим всех людей, входящих в кинотеатры, посмотреть на себя и подумать «Эй, а это действительно неплохо – быть мной. Не надо быть Раджем или Рахулом, круто быть мной». Я хочу, чтобы каждая жена, дочь, сестра любила своего отца таким, какой он есть. Как мои дети любят меня, они считают меня очень некрутым в обычной жизни, но они все равно любят меня. Потому что видят во мне что-то особенное, как каждая жена видит в своем муже, что «мой муж – простой человек, но он – хороший человек, и очень любит меня» (прим.пер. – это тоже цитата из фильма).

Раджив: Общее впечатление таково, что Шарук Хан не использует свой звездный статус, чтобы снимать фильмы на провоцирующие темы. Как, например, Амир частенько делает. Ты согласен с этим мнением?
Шарук: Я делаю то, что мне предлагают. Я не очень склонен создавать фильмы, которые людям нужно увидеть. Я очень склонен работать с людьми, как ты веришь в то, что должно быть сказано людям, и я иду за твоим убеждением.
Я – актер, и меня вертят и переплавляют в то, что будет интересно зрителю. Мне нравится то, что из этого стараются сделать пример. Я думаю, всем, кто считает, что Шарук Хан не делает провокационных фильмов, стоит подождать, я еще не выбыл из игры.
Просто хочу, чтобы все понимали, что я еще не закончил. У меня еще много времени, возможно, я просто поздний фрукт по поводу провокационных вещей. Потому их пока не делал. Но они могут прийти ко мне позже. Я немного медленный, но я ко всему приду. В ближайшие 20-25 лет моей работы, если это не придет, то все равно все нормально, потому что я заставил вас смеяться. Я не буду рассуждать «Что же нам теперь сделать? Надо сделать фильм о терроризме. Это будет хорошо». Нет, я так не думаю. Каран хочет сделать фильм о терроризме и его влиянии на мусульман, и он сделает фильм под названием «Хан», и я вам скажу – это очень милый человек, нас с ним по пути. Если бы завтра мне предложили фильм о ребенке-аутисте, я бы согласился. Но мне нужно время, чтобы проникнуться, и они должны быть добры ко мне.
Я люблю, когда люди улыбаются, и счастливы делать фильмы, но я не сижу и не раздумываю, о чем рассказать дальше. Я – актер, расскажите мне историю, которую вы хотите через меня рассказать, и я стану её историей.

Раджив: Твоя песня Kanta Ben из фильма Kal Ho Na Ho считается вдохновение для фильма Dostana. Ты видел Dostana? Что ты по этому поводу думаешь?
Шарук: Да, и я считаю, что это очень хороший фильм. Абишек Баччан определенно зажег. Он булл очень хорош в фильме. Так же хороши были и Приянка, и Джон. Они были очень смешными. Боман и Кирон были очень-очень смешными. Это было какое-то безумие смеха.
Естественно, это несколько претенциозно, я имею ввиду юмор. И я могу сказать это, потому что это фильм Карана, это мой фильм. Я думаю, идея двух мужчин, которых постоянно застают в поцелуе или якобы эротической позе, как шутка постепенно отмирает. Но, с другой стороны, я думаю, они сделали из этой шутки очень хороший 2,5-часовой фильм.
Я раньше создавал персонажей геев. В пьесе «Черная комедия» (Black Comedy). Персонажа звали Hadel Gorange. Это был очень интересный опыт. И у нас с Саифом определенно была химия в Kal Ho Na Ho. Надо чувствовать себя очень комфортно. Думаю, Джон и Абишек чувствовали себя очень свободно друг с другом в этом фильме. Если вы очень уверены в ситуации, то вы сможете сделать такие роли. В особенности я говорю об индийцах. У парней на Западе нет никаких проблем.
Все же я думаю, что это очень веселый фильм, и последний поцелуй был хорош. Но я думаю ,им стоило поцеловаться в губы. Определенно стоило.

Раджив: Ты бы это сделал?
Шарук: Да, сделал. Я, собственно, так и сделал в фильме КАНК (Kabhi Alvida Na Kehna) с тренером, но эту сцену вырезали. Там была сцена, когда я очень счастлив, и я целую толстого тренера в губы. Я думаю, это нормально. Для актера это не проблема. В веселом фильме, где ты играешь роль гомосексуалиста, это нормально.
Но я не целую своих героинь, потому, по логике, не буду целовать и своих героев. Я бы стеснялся. Но я считаю, что если делаешь такой фильм, то и это тоже следовало сделать.

Перевод - @ksana
Поиск "шарукоманских" интересностей по Интернету – Ann

P.S. Чтоб никто не считал, что я совершила подвиг, сразу сообщаю, что в качестве исходника от Ани я получила не видеоинтервью (что обычно очень сложно переводить в силу особенного индийского акцента и других особенностей перевода живой речи), а текстовку этого интервью. Ссылки на интервью я нашла уже позже =)

Мы должны создать новую религию - работу. Интервью ШРК, 16 декабря 2008 года

Опубликовано @ksana в 22.12.2008 в 10:45.
Интервью
Вы не участвовали в маршах солидарности в Мумбаи, потому что люди сказали бы, что Вы это делаете только в поддержку нового фильма? (прим.пер. – 3го декабря люди со всей Индии – около 100 тыс. человек – съехались в Мумбаи, чтобы пройти по нему маршем солидарности, многие болливудские знаменитости присоединились к ним)
Глупые люди всегда будут говорить глупости, и это нормально… Я все еще читаю, как идиоты-писаки пишут всякую чушь обо мне. Но я просто не чувствовал необходимости создавать смятение, потому что, как бы я не хотел участвовать с позиции обычного человека, так не получится – приедут масс-медиа, и мне придется говорить все то же самое. Я также зол и расстроен, но я несколько старше, потому, возмодно, более контролирую себя. Я не хотел просто побродить там. Если это вопрос солидарности, то я знаю, что мы все вместе. Если это о печали, нам всем очень грустно. Я думаю, что молодежь, которая была там, сделала важное заявление своим поступком. Я их в этом поддерживаю, хотя и не был там лично. К тому же я обычно не хожу и не выступаю на публике. Я общаюсь с публикой только о своей работе перед выпуском фильма. Потому я чувствовал, что даже если я приму участие в этом мероприятии, это будет неправильно понято. И в таком серьезном вопросе, я чувствовал, что нам не нужны разночтения на тему «почему этот актер об этом говорит?», «почему этот режиссер туда пошел?»

Например, Рам Гопал Варма?
Да, я имею ввиду, велик ты или не велик, это все равно будет обсуждаться, и на 2-3 дня это отвлекло бы нас от того, о чем надо говорить. В любом случае, я не любитель выступлений и маршей.

Почему?
Не знаю, таким уж родился… Я бы был обычным шумом там, не голосом, я бы просто отвлекал внимание от того, что там так едино собралась молодежь.

Вы сказали, что поддержите нерелигиозную партию, если молодежь создаст такую...
Да, поддержу, на 100% поддержу. Но когда я говорю «поддержу», я не имею ввиду участие в политике. Но я всегда буду отзываться хорошо о нерелигиозной молодежной партии.

Вы говорили, что те, кто хочет победить, должны не позволить идеологическим вопросам вставать на их пути (прим.пер. – цитирует интервью Шарука Хана от 5го декабря для CNN-IBN). Как Вы определяете «победу» в таком случае?
Я попробую упростить. Когда бы мы не слышали, что кто-то сказал то-то и то-то, то мы не должны позволить религиозным мыслям не расцветать, они должны быть изгнаны из общественной жизни, мы не должны позволять им осесть в надежде, что все пройдет само собой. Мы должны хранить прекрасную светскую (вне-религиозную) природу нашей страны. К примеру, я – такая большая звезда в предположительно индусо-доминирующей стране. Насколько более светскими еще мы можем быть? Но программы организаций – политических или других – перестали быть нерелигиозными. Идеологией правительства должно быть экономическое развитие, ликвидация бедности, и чтобы достичь этого, нам нужны безопасность и образование. Мы говорим об этом, но ничего более. В этой подходе нет идеологии или программы, нет ислама или индуизма.

В своем городе, Радж Тхакерей вел разделительную политику месяцами, и никто не попросил его заткнуться? (прим.пер. – Радж Тхакерей – основатель партии Армия Ренессанса Махарашты в одноименном штате Индии, поддерживал идею военизированного сопротивления иммиграции североиндийских жителей в их штат, поскольку в них видел источник экономической нестабильности в штате, причину безработицы коренных жителей)
Думаю, теперь люди будут протестовать. Теперь есть общность, порожденная реальным страхом, знаете, таким внезапно прочувствованным реальным страхом.

Опасность на пороге?
Нет, не на пороге, опасность пришла с наши дома, это не пороги, пороги – это когда что-то происходит на границах. Это уже в наших спальнях. Теперь мы знаем, что такое страх. Теперь у нас есть общий враг. Люди подадут голос – эй, мы видели, как в нас стреляют в нас, убивают нас на дорогах, нас больше уже не напугаешь несколькими камнями, кинутыми в витрину магазина, не так ли? В этом позитив – насколько можно сейчас говорить о позитиве. Мы увидели реальную атаку, реальный страх, и когда увидишь такое, проживешь это, то каждая новая попытка позадираться или повыкручивать друг другу руки (прим.пер. – имеется ввиду отношения между странами) будет выглядеть тем, чем есть – выкручиванием рук, это не будет выглядеть как реальная атака.

Теперь Вы всерьез воспринимаете угрозы моджахедов в адрес актеров-мусульман, снимающихся в индийском кино?
Видите ли, в реальности каждый должен будет пересмотреть то, как он живет, работает, вращается в свете, уделить больше внимания безопасности… Это одно дело. Но если кто-то говорит, что я не должен работать в кино?.. Да ладно вам! Если кто-то скажет мне, что религия не разрешает сниматься в фильмах, то это несколько странно, потому что я не думаю, что уже были фильмы, когда писался Коран, о фильмах там нет ни единого упоминания, по крайней мере, в том Коране, что я читал. Ни одна религия не считает работу неправильной, любую работу.

Вы говорили, что через пять лет Вы возможно, будете уделять больше внимания своим делам, но «недостаточно бескорыстны, чтобы заниматься политикой». Понятие «политик» и «бескорыстие» сейчас не особо сочетаются, не так ли?
Я не говорю о каком-то конкретном существующем политике, не указываю ни на кого пальцем. Сложно содержать в порядке дом, а этим людям надо содержать в порядке всю страну. Это огромный труд, и тот, кто принимает его на себя, должен также понимать, что у него не будет времени на себя, на семью. Даже моя работа актера, что около 0,001% от работы политика, оставляет мне слишком мало времени. Я бы хотел иметь чуть больше времени, чтобы, возможно, написать книгу, поработать немного над моими персонажами, поиграть с детьми. Я не думаю, что готов от этого отказаться. Так что я имею ввиду, что я не настолько бескорыстен ,чтобы отказаться от моей профессии, что мне пришлось бы сделать для роли политика. Потому мне очень странно, когда меня спрашивают о том, почему я не политик? Это как спросить – а почему я не астронавт?
Политик – это очень специализированная, абсолютно круглосуточная работа. Сейчас я – 43-летний мужчина «в годах», который наносит грим и отправляется на съемку по утрам, и мне отказаться от всего этого? Потому, когда меня снова и снова спрашивают об этом, то я говорю им «Спросите меня через пять лет». Если я показываю свои фильмы мадам Сонии (прим.пер. – Президент Конгресса) или мистеру Ваджпейю (прим.пер. – был Премьер-министром Индии дважды, теперь член Парламента) или когда они приходят ко мне в гости… все хотят знать, означает ли это, что я занимаюсь политикой? А я говорю – да ладно вам, ребята, если я недавно поужинал с Лакшми Митталом (прим.пер. – промышленник, не так давно купил украинскую «Криворожсталь» за 24 млрд.долл.США), то это означает, что я становлюсь стальным магнатом?

А.Р.Рахман однажды назвал Вас «Послом Ислама». Вы были национальной иконой больше десятилетия («20 лет!» - напоминает он). Как Вы скажете молодежи, которая идеализирует Вас, отождествляется с Вами больше чем с каким бы то ни было политиком, что в вашей вере нет никакой злобы, страха? Как это – быть послом или моделью какой-либо веры?
Во-первых, быть моделью какой-либо религии – это неправильно. Я абсолютно против этого. Религия – это просто язык, через который мы ищем истину, и мой язык – это тот, которому меня научили, и каждый такой язык – самодостаточен. Нет никакой необходимости говорить, что мой язык отражает правду лучше, чем твой. Я очень ясно понимаю, что моим посланием к молодежи было бы то, что не стоит следовать какой-либо религиозной иконе. У нас есть религиозные книги, религиозные правила – если мы сможем впитать их, с перспективой современного образования, то это будет самым лучшим для нас. Очевидно, что нужны перемены, потому что мир изменился – не обязательно жениться четыре раза, потому что сегодня не это самое главное. Читайте святые книги, если хотите – на английском, главное – чтоб вы их понимали все лучше, и держали близко к сердцу. Потому что это – личные вещи. Такие же личные, как очки моего отца… Когда умер мой отец, я сохранил его очки. И я встретил Карана.ю и увидел, что у него тоже есть очки его отца. Но я никогда бы не подумал сказать ему «Каран, очки моего отца лучше очков твоего отца!» Это эмоциональная связь – и нужно, чтобы она оставалась личной, мы должны ценить то малое, что говорят в их память. Религия для меня – такая же личная, как память о родителях. Мы не сравниваем эти воспоминания – я помню отца больше, чем его помнишь ты, мой отец был лучше твоего – так ведь нельзя делать?!
Так как что-то столь личное довело до общественного конфликта?
Религия – это, собственно, дисциплина, это – способ делать что-то. Мы довели это до уровня, когда путаем религию с духовностью, что будучи религиозным, ты становишься духовным. Нет! Духовным становятся через веру во Всевышнее Естество, которое создало мир, какое бы имя ему не давали. А религия – это дисциплина, которая помогает, направляет, возможно, помогает понять силу Всевышнего быстрее, чем человек смог бы сам по себе.
Я бы сказал молодежи, что нужно создать новую религию, новую дисциплину. И эта новая религия – труд. Честный труд, тяжелый труд над улучшением своего собственного – своей страны. Это все. Работайте тяжело, получайте что-то с этого, живите хорошо, делайте мир более счастливым для своих близких, друзей, семьи. Заботьтесь о своем маленьком мире – если вы так поступите, постепенно, заботиться будут о всем мире…
Человек, который против общества или религии, не только не понимает то общество, но и не понимает своего. Потому что единственная причина быть не в ладах с чьим-то обществом – неуверенность в собственном.
Потому до тех пор, пока вы уверены в том, что ваша дисциплина в порядке, и она работает для вас, вам не нужно пытаться заставить всех вокруг обратиться к ней. Пока я не наступаю вам на пятки своей дисциплиной, всем должно быть комфортно. Я считаю, что надо больше заниматься собой, быть более уверенными в себе, более стойкими.